Зачем нужна критика?

И в самом деле — зачем? Вот убийственный вопрос, хватающий критику за шиворот с первого же ее шага.

Художник упрекает критику прежде всего за то, что она бессильна научить чему-либо буржуа, который не желает ни писать картины, ни сочинять стихи; что она не в силах поучать и искусство, поскольку сама вышла из его же лона.

А между тем немало нынешних художников только ей одной и обязаны жалкой своей славой! Пожалуй, именно за это она действительно заслуживает упрека.

Вы видели литографию Гаварни, изображающую художника, склонившегося над своим холстом; позади него стоит важный, сухой и чопорный господин в белом галстуке, который держит в руке свою последнюю статью. Подпись к литографии гласит: «Искусство благородно, а критика священна. Да кто утверждает это? Критика!» Выигрышный сюжет так легко удался художнику, потому что критик на рисунке подобен большинству своих собратьев.

Критика методов и приемов, лежащих в основе произведений искусства^[1], не может быть полезна ни публике, ни художнику. Художник изучает их у себя в мастерской, публике же важен только результат.

Я искренне считаю лучшей критику занимательную или поэтичную, а вовсе не ту, холодную и рассудочную, которая, стремясь всему найти объяснение, не питает ни к чему ни ненависти, ни любви и добровольно отказывается от всякого пристрастия. Между тем если прекрасная картина — это природа, отображенная художником, то лучшей критикой будет отображение этой картины в проницательном и восприимчивом уме. И лучшим анализом картины был бы сонет или элегия.

Однако критика такого рода предназначена для сборников поэзии и для поэтически настроенных читателей. Что же касается критики в точном смысле слова, то тут, надеюсь, философы поймут мою точку зрения: если критика хочет быть справедливой, или, иными словами, если она хочет оправдать свое назначение, она должна быть страстной, пристрастной, воинствующей, она должна исходить из позиции сугубо индивидуальной и в то же время такой, которая открывает возможно более широкие горизонты.

Превозносить линию в ущерб цвету или цвет в ущерб линии тоже, конечно, позиция, однако она не блещет ни широтой, ни справедливостью и лишь говорит о глубоком непонимании индивидуального в творчестве.

Вам неведомо, в какой дозе смешала природа в душе разных художников пристрастие к линии и пристрастие к цвету, вам неведомо и то, какими таинственными приемами получает она этот сплав, результатом которого является картина.

Таким образом, правильно понятый индивидуализм есть более широкая точка зрения: мы вправе ждать от художника наивности и искреннего выражения своего темперамента с помощью всех средств, какие дает ему ремесло^[2]. Тот же, кто лишен темперамента, недостоин писать картины — все равно он так и останется подражателем или эклектиком — как они нам наскучили! — и лучше бы ему помогать одаренному темпераментом художнику, работая по его указке. Я постараюсь доказать правильность этой мысли в одной из последних глав.

Итак, вооруженный верным критерием, почерпнутым у самой природы, критик должен делать свое дело с убежденностью и страстью. Ведь, занимаясь анализом творчества, он остается самим собой, а страстность его суждений сближает сходные темпераменты и поднимает понимание искусства на новые высоты.

Стендаль сказал где-то: «Живопись — не что иное, как духовный мир, воплощенный в геометрических формах!» Если пользоваться понятием «духовный мир» более или менее широко, то это утверждение применимо ко всем видам искусства. Поскольку любое искусство есть прекрасное, выраженное чувством, страстью и мечтой каждого, иначе говоря, представляет собой многообразие в единстве или различные лики абсолюта,— то критика неизбежно и постоянно должна соприкасаться с метафизикой.

Каждая эпоха, каждый народ вырабатывали собственную манеру воплощения красоты и морали, и если мы рассматриваем романтизм как хронологически последнее и наиболее современное выражение прекрасного, то, в глазах разумного и вдохновенного критика, великим художником будет тот, кто с условием, сформулированным выше, то есть с простодушием, соединит возможно больше романтизма.

1. ↑ Я отлично знаю, что современная критика имеет иные претензии: она обычно рекомендует рисунок колористам и цвет — рисовальщикам. Куда как разумно и возвышенно!
2. ↑ По поводу правильно понятого индивидуализма смотри в «Салоне 1845 года» главу о Вильяме Оссулье. Невзирая на все упреки, сделанные мне по поводу моей оценки, я остаюсь при своем мнении. Но в статью мою следует вникнуть по-настоящему.