Предисловие

Сударь,

Я хотел бы в эти скорбные дни отдать последний долг гению Эжена Делакруа, посему прошу вас поместить в вашей газете несколько страниц, где я попытаюсь изложить возможно более кратко историю развития его таланта, показать его исключительность, не получившую, на мой взгляд, должного признания, и, наконец, поделиться несколькими воспоминаниями и наблюдениями, касающимися его жизни и духовного облика.

Мне выпало счастье с самой ранней молодости (насколько помню, с 1845 года) дружески общаться с прославленным мэтром, причем мое к нему почтительное уважение и снисходительность с его стороны не мешали взаимному доверию и близости между нами. Я имел полную возможность получить самые точные представления не только о его художественном методе, но также и о сокровенных свойствах его великой души.

Вряд ли вы ждете от меня детального разбора произведений Делакруа. Каждый из нас, как мог, уже анализировал их, по мере того как великий художник выносил на суд публики творения своего духа; к тому же число их слишком велико, и, даже если бы мы уделили каждой из главных его работ лишь несколько строк, такой обзор занял бы целый том. Так что ограничимся здесь кратким рассмотрением его творчества в целом.

Монументальную живопись Делакруа можно видеть в Королевском зале палаты депутатов, в библиотеке этой палаты, в библиотеке Люксембургского дворца, в галерее Аполлона в Лувре и в Зале мира в Ратуше. Эти декоративные работы содержат множество аллегорических, религиозных и исторических сюжетов, созданных человеческим духом в его самые высокие минуты. Что касается станковой живописи Делакруа, его эскизов, гризайлей, акварелей и т. п., то общее их число достигает приблизительно двухсот тридцати шести.

Крупных композиций, выставлявшихся в Салонах разных лет, насчитывается семьдесят семь. Эти данные я почерпнул из каталога, приложенного г-ном Теофилем Сильвестром к превосходной статье об Эжене Делакруа в его книге «История современных художников».

Я и сам не раз пытался составить этот огромный каталог, но невероятная плодовитость художника превосходила мое терпение и, отчаявшись, я отказался от этой затеи. Если г-н Теофиль Сильвестр и ошибся, то ошибка эта может состоять лишь в преуменьшении.

Я думаю, сударь, что самое важное — это попытаться найти и определить характернейшую особенность гения Делакруа; понять, в чем он, нимало не уступая наиболее прославленным своим предшественникам, отличен от них; и, наконец, показать, насколько это доступно печатному слову, магическое искусство, благодаря которому художник сумел передать словесные образы пластическими, более живыми и выразительными, чем у любого его собрата по искусству. Одним словом, мы должны выяснить, в чем заключается та особая роль, которую Провидение отвело Эжену Делакруа в истории развития живописи.